From pp002297@interramp.com Mon May 22 21:59:31 EDT 1995

RASSKAZ ZHVANETSKOGO
======================= transliteration is attached =======================
М. Жванецкий

РАССКАЗ

Я наш саблезубый сатирик.
Я, наш ядреный наждачный профессионал, обращаюсь ко всем с жалобой.
Что со страной?
Сатире нужна стабильность. Писать стало невозможно.
Оно устаревает до того как напишешь.
Оно устаревает, как только о нем подумаешь.
Раньше ни у кого не было такой постоянной работы.
Помню своих персонажей.
Давай - кричали они.
Крепкие были ребята. Рожи, как зады, а шеи, как талии.
Оно ж никогда не устаревало.
Один раз напишешь, что начальник идиот, так на всю жизнь.
Один раз напишешь, что ваты нет, так ваты нет никогда.
Запчастей нет и не будет.
Все в мире могло измениться, но это постоянно.
А писалось как.
Окно открой и записывай. И так все зло, остроумно, такая светлая безысходность,
такая радостная обреченность.
А как все перевернулось.
На всех поликлиниках написано: "Запчасти".
На всех больницах: "Автомобили".
Сейчас в гостиницах взамен "Мест нет" написано: "Денег нет, а места есть".
Скажу предельно откровенно - сильно заработок упал.
Тьфу!Тьфу!Тьфу!
На армию нападать нельзя. Она такая слабая, сама только на очень слабых нападает.
На промышленность нападать нельзя, потому что ее не найдешь.
На коммерческие ларьки нападают все.
На президента нападать нельзя, потому что он мигом заменит тебя на другого.
Коррупция гигантская, но черт его знает, где государственные отношения переходят
в рыночные.
Дума ушла в подполье и отличается от тюрьмы только хорошим питанием.
Люди, выбранные туда, исчезли окончательно.
Где вдохновенное лицо Невзорова?
Где сложные лица Бабурина, Исакова?
Где напечатанная речь Говорухина?
Мечта Владимира Вольфовича исчезнуть окончательно и ничем не напоминать о себе
сбылась.
Писатели законов есть, читатели исчезли. Так же, как издатель указов есть,
исполнители пропали, а если кто-то начинает исполнять, он их меняет.
Что строим, никто не знает.
Правительство толково руководит развалом - где задержит, где отпустит, а потом
долго догоняет.
В общем, ничего хорошего, поэтому все нормально.
Население занято ростовщичеством.
Только я про "Чару" написал: хорошо бы, чтоб она не взорвалась, и я умный, умный
взорвался вместе с ней.
А как было красиво жить на проценты.
Где бы ты ни ходил, а оно капает. Ты вроде бы вообще уехал, а оно течет. Ты как бы
даже вообще на больничном, ты даже, можно сказать, спишь с собакой на
подоконнике, а оно тебе капает.
Уже представляешь, что через пять лет подъедешь с сигарой и шофером: "Ну-ка, что
тут мне накапало?"
Три месяца капало, пока все туда не ринулись.
Наша толпа самая гнусная, обвалом набежала, обвалом отвалила, и все это в панике,
теперь все в панике полетели в суд.
Думаю, суд, как банк, не выдержит и взорвется.
А сатирик раньше чем был силен: он со стороны наблюдал все эти явления и все это
высмеивал.
А сейчас как же устоишь: все побежали в банк. И он побежал.
А как же, это ж новая жизнь...
Потом все побежали в суд. И он побежал.
А как же, это ж новая жизнь.
Потом все побежали ходить с плакатами на площадь.
И он побежал.
Кого же тут высмеивать, когда сам такой же идиот.
Так что это вам, ребята, не оранжерейные условия диктатуры пролетариата, это
жуткий оскал свободы демократии.
Но, слава Богу, в этой стране одно замечательное свойство - в ней никто хорошо не
живет.
Банкиры взрываются, воров отстреливают, министров увольняют.
И даже сатирики при самой постоянной работе в мире попали в страшное положение.
Сатириками стали все в надежде на легкий заработок.
Что стало со страной?
Сколько их раньше было? Ну, 5-6, ну 10, сейчас все 200 миллионов как с цепи
сорвались.
Газеты откроешь: одна сатира: страна никуда, народ никуда, история никуда, земля
никуда, климат никуда, население - дебилы. Никто не работает - все разоблачают,
фермеры у микрофона чувствуют себя лучше, чем на полях.
Партии разные, а все против.
К всеобщим проклятиям в свой адрес присоединились мощные таланты зарубежья.
Те, кто оказался там, с удвоенной силой, ибо питание лучше, обрушились на нашу
жизнь.
Они правы. Они хотят оттуда наблюдать, как здесь жизнь становится лучше, а здесь
все никак. И у них терпение кончилось. Все, что мы не догромили, догромили они.
А мне так и хочется крикнуть: ребята, сатира не работа. Сатира - увлечение.
Зачем нам это общество сплошных сатириков, а кто будет оперировать грыжу?
Это ж полный-полный абдуценс!.. На месте страны отстающих колхозов и передовых
лагерей обгорелая степь.
Такова сила сатиры.
Конечно, на месте пожара растет лучше, но долго.
Опять, значит, не доживем по старинному русскому обычаю не доживать до хорошей
жизни.
Хотя жить, как ни странно, хочется. И жить, как ни странно, интересно.
Может, каждому этому сатирику взять хотя бы огород как увлечение к основному
делу и символ новой жизни.

================================ Transliteration =============
M. Zhvanetskij

RASSKAZ

Ja nash sablezubyj satirik.
Ja, nash jadrjonyj nazhdachnyj professional, obrashchayus' ko vsem s zhaloboj.
Chto so stranoj?
Satire nuzhna stabil'nost'. Pisat' stalo nevozmozhno.
Ono ustarevaet do togo kak napishesh'.
Ono ustarevaet, kak tol'ko o njom podumaesh'.
Ran'she ni u kogo ne bylo takoj postojannoj raboty.
Pomnyu svoikh personazhej.
Davaj - krichali oni.
Krepkie byli rebjata. Rozhi, kak zady, a shei, kak talii.
Ono zh nikogda ne ustarevalo.
Odin raz napishesh', chto nachal'nik idiot, tak na vsyu zhizn'.
Odin raz napishesh', chto vaty net, tak vaty net nikogda.
Zapchastej net i ne budet.
Vsjo v mire moglo izmenit'sja, no eto postojanno.
A pisalos' kak.
Okno otkroj i zapisyvaj. I tak vsjo zlo, ostroumno, takaja svetlaja bezyskhodnost',
takaja radostnaja obrechjonnost'.
A kak vsjo perevernulos'.
Na vsekh poliklinikakh napisano: "Zapchasti".
Na vsekh bol'nitsakh: "Avtomobili".
Sejchas v gostinitsakh vzamen "Mest net" napisano: "Deneg net, a mesta est'".
Skazhu predel'no otkrovenno - sil'no zarabotok upal.
T'fu!T'fu!T'fu!
Na armiyu napadat' nel'zja. Ona takaja slabaja, sama tol'ko na ochen' slabykh napadaet.
Na promyshlennost' napadat' nel'zja, potomu chto ejo ne najdjosh'.
Na kommercheskie lar'ki napadayut vse.
Na prezidenta napadat' nel'zja, potomu chto on migom zamenit tebja na drugogo.
Korruptsija gigantskaja, no chjort ego znaet, gde gosudarstvennye otnoshenija perekhodjat
v rynochnye.
Duma ushla v podpol'e i otlichaetsja ot tyur'my tol'ko khoroshim pitaniem.
Lyudi, vybrannye tuda, ischezli okonchatel'no.
Gde vdokhnovennoe litso Nevzorova?
Gde slozhnye litsa Baburina, Isakova?
Gde napechatannaja rech' Govorukhina?
Mechta Vladimira Vol'fovicha ischeznut' okonchatel'no i nichem ne napominat' o sebe
sbylas'.
Pisateli zakonov est', chitateli ischezli. Tak zhe, kak izdatel' ukazov est',
ispolniteli propali, a esli kto-to nachinaet ispolnjat', on ikh menjaet.
Chto stroim, nikto ne znaet.
Pravitel'stvo tolkovo rukovodit razvalom - gde zaderzhit, gde otpustit, a potom
dolgo dogonjaet.
V obshchem, nichego khoroshego, poetomu vsjo normal'no.
Naselenie zanjato rostovshchichestvom.
Tol'ko ja pro "Charu" napisal: khorosho by, chtob ona ne vzorvalas', i ja umnyj, umnyj
vzorvalsja vmeste s nej.
A kak bylo krasivo zhit' na protsenty.
Gde by ty ni khodil, a ono kapaet. Ty vrode by voobshche uekhal, a ono techjot. Ty kak by
dazhe voobshche na bol'nichnom, ty dazhe, mozhno skazat', spish' s sobakoj na
podokonnike, a ono tebe kapaet.
Uzhe predstavljaesh', chto cherez pjat' let pod'edesh' s sigaroj i shofjorom: "Nu-ka, chto
tut mne nakapalo?"
Tri mesjatsa kapalo, poka vse tuda ne rinulis'.
Nasha tolpa samaja gnusnaja, obvalom nabezhala, obvalom otvalila, i vsjo eto v panike,
teper' vse v panike poleteli v sud.
Dumayu, sud, kak bank, ne vyderzhit i vzorvjotsja.
A satirik ran'she chem byl siljon: on so storony nablyudal vse eti javlenija i vsjo eto
vysmeival.
A sejchas kak zhe ustoish': vse pobezhali v bank. I on pobezhal.
A kak zhe, eto zh novaja zhizn'...
Potom vse pobezhali v sud. I on pobezhal.
A kak zhe, eto zh novaja zhizn'.
Potom vse pobezhali khodit' s plakatami na ploshchad'.
I on pobezhal.
Kogo zhe tut vysmeivat', kogda sam takoj zhe idiot.
Tak chto eto vam, rebjata, ne oranzherejnye uslovija diktatury proletariata, eto
zhutkij oskal svobody demokratii.
No, slava Bogu, v etoj strane odno zamechatel'noe svojstvo - v nej nikto khorosho ne
zhivjot.
Bankiry vzryvayutsja, vorov otstrelivayut, ministrov uvol'njayut.
I dazhe satiriki pri samoj postojannoj rabote v mire popali v strashnoe polozhenie.
Satirikami stali vse v nadezhde na ljogkij zarabotok.
Chto stalo so stranoj?
Skol'ko ikh ran'she bylo? Nu, 5-6, nu 10, sejchas vse 200 millionov kak s tsepi
sorvalis'.
Gazety otkroesh': odna satira: strana nikuda, narod nikuda, istorija nikuda, zemlja
nikuda, klimat nikuda, naselenie - debily. Nikto ne rabotaet - vse razoblachayut,
fermery u mikrofona chuvstvuyut sebja luchshe, chem na poljakh.
Partii raznye, a vse protiv.
K vseobshchim prokljatijam v svoj adres prisoedinilis' moshchnye talanty zarubezh'ja.
Te, kto okazalsja tam, s udvoennoj siloj, ibo pitanie luchshe, obrushilis' na nashu
zhizn'.
Oni pravy. Oni khotjat ottuda nablyudat', kak zdes' zhizn' stanovitsja luchshe, a zdes'
vsjo nikak. I u nikh terpenie konchilos'. Vsjo, chto my ne dogromili, dogromili oni.
A mne tak i khochetsja kriknut': rebjata, satira ne rabota. Satira - uvlechenie.
Zachem nam eto obshchestvo sploshnykh satirikov, a kto budet operirovat' gryzhu?
Eto zh polnyj-polnyj abdutsens!.. Na meste strany otstayushchikh kolkhozov i peredovykh
lagerej obgorelaja step'.
Takova sila satiry.
Konechno, na meste pozhara rastjot luchshe, no dolgo.
Opjat', znachit, ne dozhivjom po starinnomu russkomu obychayu ne dozhivat' do khoroshej
zhizni.
Khotja zhit', kak ni stranno, khochetsja. I zhit', kak ni stranno, interesno.
Mozhet, kazhdomu etomu satiriku vzjat' khotja by ogorod kak uvlechenie k osnovnomu
delu i simvol novoj zhizni.